Если придерживаться строгого понимания, окончательное освобождение, будучи вневременным и, как следствие, извечным условием всех миров и существ, представляет собой не столько результат определённого действия по развязыванию этих узлов, сколько безмолвное признание, что узлы эти не препятствуют и не способны препятствовать предельному сознанию. Освобождение, если вкратце, это не реальное распутывание узлов, а молчаливое принятие того, что они уже распутаны. Вот здесь-то и кроется ключевой парадокс, связанный с чакрами: в конечном счёте, они растворяются в постижении, что нет никакой необходимости их растворять…Эта работа представляет самый ранний, «романтический», период творчества Кена Уилбера, поэтому статью мы предваряем авторским пояснением, скомпонованным из текста предисловия к первому тому его собрания сочинений. Сама статья «Реальны ли чакры?» впервые была опубликована в книге под ред. Джона Уайта «Кундалини, эволюция и просветление» («Kundalini, evolution and enlightenment», 1979); русский перевод выполнен по тексту, приведённому в первом томе собрания сочинений Кена Уилбера.
Авторское пояснение
«Реальны ли чакры?»—это хороший пример того, как, следуя идеям романтизма, я попытался вывести все высшие структуры из мысли, будто они ограничены или подавлены более низкими структурами. Стандартное рассуждение звучит следующим образом: младенец начинает с «единства с целым миром», а затем утрачивает это единство и должен вновь возобновить или воссоздать его, дабы обрести свободу и просветление. Такая модель, соответствующая периоду-1, развивалась многими теоретиками (например, Майклом Уошбёрном), но данное воззрение, на мой взгляд, попросту не соответствует действительности. (p. x)
Работы периода-1 сыграли для меня крайне важную роль, поскольку в своей попытке показать, как идеи романтизма могут работать, я обнаружил их неадекватность. Общая романтическая идея состоит в том, что мужчины и женщины начинают—как филогенетически, так и онтогенетически (будь то в младенчестве, в эпоху «благородного дикаря» или в Эдеме)—с пребывания в бессознательном единстве с Духом, чём-то вроде целостности и единства со всем миром. Но по мере развёртывания развития или эволюции мы утрачиваем эту целостность и оказываемся втиснуты в мир отделённости, отчуждения, страдания и боли. Но, отделившись от этой целостности, мы можем её возобновить или воссоздать, теперь уже в сознательной и зрелой форме.
Подход романтизма может многое порекомендовать по этому поводу, и в дальнейших своих моделях я включил многие из его основополагающих элементов. Однако его ключевая проблема касается природы инфантильного состояния «бессознательной целостности со всем миром». Поскольку младенцы не различают отчётливо субъект и объект, внутреннее и внешнее, теоретики романтизма принимают такой опыт за разновидность мистического единства—некоего рода недвойственное единство со всем миром. Но действительно ли младенцы едины со всем миром? Они точно не едины с миром языка, логики, поэзии, искусства, коммерции, экономики или даже эдипова комплекса,—ведь ничто из этого ещё не возникло. Несомненно, младенец существует в некоего рода состоянии слияния, но это слияние исключительно с сенсомоторным миром. Никакие из более высоких миров ещё не возникли для него, а посему раннее «райское» состояние, вполне определённо, не едино с какими-либо из них. Такое раннее состояние слияния, совершенно точно, не превосходит самость, поскольку ещё нет никакой самости, которую можно превзойти, или трансцендировать.
Романтики, как выяснилось, попали в ловушку того, что я позднее назвал «до/над заблуждением». Раннее инфантильное слияние не транс-персонально—оно до-персонально; не над-личностно, а до-личностно; не над-рационально, а до-рационально; не супраментально, а инфраментально. Поскольку как до–личностное, так и над–личностное, по-своему, не–личностны, легко спутать одно с другим. Типичная ошибка состоит в попытке сводить все трансперсональные, надличностные мистические состояния к доличностному инфантильному нарциссизму, тем самым отвергая всю духовность вообще (как это делал, к примеру, Фрейд). Но представители романтизма совершили противоположную ошибку: они возвысили доличностные инфантилизмы до трансперсональной, надличностной славы (вместе с тем приравняв Дух к инфантильным проявлениям). Редукционизм, или неправомерное сведение, и элевационизм, или неправомерное возвышение, представляют собой две стороны до/над-заблуждения, а романтики были первыми элевационистами. (pp. vii– viii)
Что же всё ещё сохраняет ценность (если вообще есть что-либо такое) из концепций, изложенных в трудах периода-1? Если откинуть до/над-заблуждение, которому все они подвержены, я убеждён, что многое всё ещё остаётся верным. Общие идеи всё ещё звучат достоверно: существует спектр сознания, состоящий из различных уровней, или измерений, сознавания, простирающийся от материи к телу, уму, душе и духу. Эти различные уровни имеют свои собственные характеристики, ценности, потребности, самоощущение, мотивацию и т. д.; они также имеют свои собственные патологии, отзывающиеся на определённые способы лечения. Спектр сознания согласуется с вечной философией—от веданты и христианского мистицизма до буддизма и даосизма,— что позволяет нам убедительно интегрировать восточные и западные подходы к сознанию, психологии и терапии. Я убеждён, что все эти идеи всё ещё верны—и, на самом деле, они являются теми основополагающими идеями, которые развивались в большинстве моих последующих работ (за исключением различных до/над-заблуждений). (p. xi)
Реальны ли чакры?
Обычное человеческое тело, как широко задокументировал ещё Фрейд, находится под гнётом хорошо организованной тирании—тирании со стороны чувства отдельной самости, бегущей от смерти и любящего единства с миром явлений. Находясь в таком бедственном положении, самость сознательно не участвует в свете и жизни Ади-Будды, Божества, Брахмана и вынуждена искать пристанище в мире блёклых заместителей—умственных и символических форм, что сопровождается де-форм-ацией тела. Следовательно, бытие-сознание-блаженство вашего бесформенного «Я» оказывается искажено и ограничено и под гнётом этой тирании проявляется в ограниченных формах, известных как чакры.
Именно по этой причине чакры совершенно уместно обозначаются терминами грантхи («узлы») и санкхоча («сжатие»). В «Чандогья-упанишаде» говорится: «При усвоении традиционного учения распутываются все узлы». «Мундака-упанишада» говорит следующее: «Тот, кто знает Всевышнего Брахмана, сам становится Брахманом. Освобождённый от узлов сердца, он обретает бессмертие». Сходным образом, согласно «Сурангама-сутре», Будда Шакьямуни объясняет освобождение как окончательное растворение «узлов, которыми мы опутали сущностное единство нашего Ума».
И всё же, если придерживаться строгого понимания, окончательное освобождение, будучи вневременным и, как следствие, извечным условием всех миров и существ, представляет собой не столько результат определённого действия по развязыванию этих узлов, сколько безмолвное признание, что узлы эти не препятствуют и не способны препятствовать предельному сознанию. Освобождение, если вкратце, это не реальное распутывание узлов, а молчаливое принятие того, что они уже распутаны. Вот здесь-то и кроется ключевой парадокс, связанный с чакрами: в конечном счёте, они растворяются в постижении, что нет никакой необходимости их растворять.
Итак, вследствие этого можно утверждать, что чакры не реальны. Они не реальны в том смысле, что не представляют собой препятствия перед духовной самореализацией, равно как не являются они необходимыми стадиями в восходящем движении к освобождению. В конечном итоге, в вечности нет никаких стадий. Равно как нет никаких ступеней к бесконечному, которые не начинались бы с бесконечного. Вывод, что чакры сами по себе не реальны, делают большинство великих мудрецов, сиддхов, мистиков и мастеров, таких как Кришнамурти, Шри Рамана Махарши, Шанкара, Бубба Фри Джон и фактически все мастера чань и дзен. Можно процитировать хотя бы одного из них—прославленного Шри Раману Махарши: «Не тратьте время, медитируя на чакрах, нади, падмах, или мантрах божеств, или чём-либо в этом духе. Шесть тонких центров (чакр) являются всего лишь умственными образами и предназначены для тех, кто только начинает практиковать йогу».
И всё же—и это основная мысль, на которую должно быть направлено всё наше обсуждение,—